четверг, 04 февраля 2010
</br>
</br>
</br>
Написано -KRASOTA- Прочитать цитируемое сообщение
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru
Steven Scholes, профессиональный художник родившийся в 1952 году, в Ланкшире на сегодняшний день живет на окраине города Манчестер.
Стивен рисовал с детства и уже с пяти лет получал свои ранние награды.
На его творчество существенно в раннем возрасте повлиял дед. С ним он обычно путешествовал по городу и проникался деталями Викторианской и Эдвардианской архитектуры.
Стивен любил изображать уличную городскую жизнь, с ее вечным течением и движением и спешащими всюду людьми, сопровождаемые бегущими по рельсам трамвайчиками.
В 1974 году он стал лауреатом конкурса Manchester Evening News Art Competition, и после этого получил всеобщее признание его таланта и с 1978 года он становится профессиональным художником.
В 2007 Стивен принимал участие в Unicorn Gallery's Northern Artist's, где его работы демонстрировали рядом с такими именами как L. S. Lowry и Helen Bradley.
далее...
источник
affinity4youSteven Scholes, профессиональный художник родившийся в 1952 году, в Ланкшире на сегодняшний день живет на окраине города Манчестер.
Стивен рисовал с детства и уже с пяти лет получал свои ранние награды.
На его творчество существенно в раннем возрасте повлиял дед. С ним он обычно путешествовал по городу и проникался деталями Викторианской и Эдвардианской архитектуры.
Стивен любил изображать уличную городскую жизнь, с ее вечным течением и движением и спешащими всюду людьми, сопровождаемые бегущими по рельсам трамвайчиками.
В 1974 году он стал лауреатом конкурса Manchester Evening News Art Competition, и после этого получил всеобщее признание его таланта и с 1978 года он становится профессиональным художником.
В 2007 Стивен принимал участие в Unicorn Gallery's Northern Artist's, где его работы демонстрировали рядом с такими именами как L. S. Lowry и Helen Bradley.
Delphin Enjolras
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru
Steven Scholes, профессиональный художник родившийся в 1952 году, в Ланкшире на сегодняшний день живет на окраине города Манчестер.
Стивен рисовал с детства и уже с пяти лет получал свои ранние награды.
На его творчество существенно в раннем возрасте повлиял дед. С ним он обычно путешествовал по городу и проникался деталями Викторианской и Эдвардианской архитектуры.
Стивен любил изображать уличную городскую жизнь, с ее вечным течением и движением и спешащими всюду людьми, сопровождаемые бегущими по рельсам трамвайчиками.
В 1974 году он стал лауреатом конкурса Manchester Evening News Art Competition, и после этого получил всеобщее признание его таланта и с 1978 года он становится профессиональным художником.
В 2007 Стивен принимал участие в Unicorn Gallery's Northern Artist's, где его работы демонстрировали рядом с такими именами как L. S. Lowry и Helen Bradley.
Steven Scholes
среда, 03 февраля 2010
Единственная книга прозы знаменитого испанского режиссера. Эротические похождения безбашенной души богемного Мадрида! Попарт как норма жизни! Героиня этой книги Патти Дифуса называет себя сексуальным символом испанской богемы и выступает нашим гидом по самым злачным местам художественного Мадрида.
Патти Дифуса
Пролог
Когда я думаю о будущем этой книги, я, естественно, представляю себе каталог печатных изданий, а представив себе каталог, задаюсь одним и тем же вопросом: в какой раздел попадет эта книга — художественной или нехудожественной прозы? Лично я классифицировать не берусь: «Патти Дифуса и другие тексты» можно отнести к обоим родам литературы. Теперь, когда прошло много времени и мы переместились в новое десятилетие, выясняется, что Патти олицетворяет — по крайней мере для меня — десятилетие прошедшее, восьмидесятые годы.
Для меня начало восьмидесятых навсегда останется годами бесстрашия, когда времени хватало на все. И не только потому, что мы были моложе и худее, — незнание помогало нам на любое дело бросаться с радостью. Мы не знали цены вещам и не думали о рынке. У нас не было памяти, так что мы подражали всему, что нам нравилось, и получали от этого удовольствие. Не существовало никакого понятия о солидарности — ни политической, ни общественной, ни возрастной, и чем больше мы занимались плагиатом, тем более самоценными становились. Притязания наши были огромны, однако неумение смотреть в будущее приводило к обратному эффекту. Наркотики показывали нам лишь свою яркую сторону, а секс являлся вопросом гигиены. Я вовсе не собираюсь обобщать, я говорю лишь о себе и еще о сотне людей, с которыми был знаком (на самом деле таких, как мы, было много больше). Для них и в их среде родилась и развивалась Патти Дифуса. Тогда, в начале восьмидесятых, наша жизнь была бесконечной «Фабрикой» Энди Уорхола. Когда я прочел биографию Эди Седжвик, то убедился, насколько точно определенные круги в Мадриде повторяли жизнь определенных кругов в НьюЙорке — с разницей в десять лет. Порочные крути, замкнутые крути — это само собой.
Эта десятилетняя фора превратила американцев в арбитров всей художественной и общественной жизни — мы в те годы весело ползли по темным канализационным трубам, и всетаки, если не считать денег и признания, у нас было много общего. Из людей, способных к действию, это понимали лишь единицы. Одной из самых значительных единиц был Фернандо Виханде, мир его праху. Воспользовавшись выставкой последних работ Уорхола (пистолеты, ножи, кресты), он свел вместе эти два мира, столь отдаленные и столь параллельные. Каждый день нас по новой представляли богу Уорхолу, но он никогда нас не узнавал (я употребляю множественное число, потому что мы всегда подходили к нему кучей). В Мадриде Энди полностью отдался своему аутизму, его деятельность ограничивалась приходом на места событий, и даже если он когонибудь фотографировал, то чисто машинально, и создавалось впечатление, что в камере нет пленки. Больше всего он интересовался маркизами, графинями и им подобными — вдруг ктонибудь закажет ему портрет, однако, помоему, никто на это не клюнул.
источник
Единственная книга прозы знаменитого испанского режиссера. Эротические похождения безбашенной души богемного Мадрида! Попарт как норма жизни! Героиня этой книги Патти Дифуса называет себя сексуальным символом испанской богемы и выступает нашим гидом по самым злачным местам художественного Мадрида.
Патти Дифуса
Пролог
Когда я думаю о будущем этой книги, я, естественно, представляю себе каталог печатных изданий, а представив себе каталог, задаюсь одним и тем же вопросом: в какой раздел попадет эта книга — художественной или нехудожественной прозы? Лично я классифицировать не берусь: «Патти Дифуса и другие тексты» можно отнести к обоим родам литературы. Теперь, когда прошло много времени и мы переместились в новое десятилетие, выясняется, что Патти олицетворяет — по крайней мере для меня — десятилетие прошедшее, восьмидесятые годы.
Для меня начало восьмидесятых навсегда останется годами бесстрашия, когда времени хватало на все. И не только потому, что мы были моложе и худее, — незнание помогало нам на любое дело бросаться с радостью. Мы не знали цены вещам и не думали о рынке. У нас не было памяти, так что мы подражали всему, что нам нравилось, и получали от этого удовольствие. Не существовало никакого понятия о солидарности — ни политической, ни общественной, ни возрастной, и чем больше мы занимались плагиатом, тем более самоценными становились. Притязания наши были огромны, однако неумение смотреть в будущее приводило к обратному эффекту. Наркотики показывали нам лишь свою яркую сторону, а секс являлся вопросом гигиены. Я вовсе не собираюсь обобщать, я говорю лишь о себе и еще о сотне людей, с которыми был знаком (на самом деле таких, как мы, было много больше). Для них и в их среде родилась и развивалась Патти Дифуса. Тогда, в начале восьмидесятых, наша жизнь была бесконечной «Фабрикой» Энди Уорхола. Когда я прочел биографию Эди Седжвик, то убедился, насколько точно определенные круги в Мадриде повторяли жизнь определенных кругов в НьюЙорке — с разницей в десять лет. Порочные крути, замкнутые крути — это само собой.
Эта десятилетняя фора превратила американцев в арбитров всей художественной и общественной жизни — мы в те годы весело ползли по темным канализационным трубам, и всетаки, если не считать денег и признания, у нас было много общего. Из людей, способных к действию, это понимали лишь единицы. Одной из самых значительных единиц был Фернандо Виханде, мир его праху. Воспользовавшись выставкой последних работ Уорхола (пистолеты, ножи, кресты), он свел вместе эти два мира, столь отдаленные и столь параллельные. Каждый день нас по новой представляли богу Уорхолу, но он никогда нас не узнавал (я употребляю множественное число, потому что мы всегда подходили к нему кучей). В Мадриде Энди полностью отдался своему аутизму, его деятельность ограничивалась приходом на места событий, и даже если он когонибудь фотографировал, то чисто машинально, и создавалось впечатление, что в камере нет пленки. Больше всего он интересовался маркизами, графинями и им подобными — вдруг ктонибудь закажет ему портрет, однако, помоему, никто на это не клюнул.
Меня всякий раз представляли как испанского Уорхола, на пятый раз (это было в доме у Марчей) Энди спросил, почему я — испанский Уорхол. «Потому что ничего другого им не приходит в голову», — отвечал я. «На первый взгляд мы не оченьто похожи», — сказал он. Уорхол был в своем знаменитом платиновом парике, я — в своей натуральной шевелюре цвета черного агата. «Вероятно, это оттого, что я в своих фильмах тоже показываю трансвеститов и наркоманов», — отвечал я, пристыженный, понимая, что и весь наш диалог, и мои реплики получаются достаточно нелепыми.
Зачем я копаюсь во всем этом в прологе к своей книге? Ах да! Я хотел сказать, что Патти Дифуса — двоюродная сестра всех этих заблудших девчонок, населяющих фильмы, снятые дуэтом Уорхол — Морриси . И если бы я получше владел английским, я так бы все и объяснил маэстро.
Если снова вернуться в Мадрид, в лоне которого была рождена Патти, то, признаться, у нас тогда не было ни славы, ни денег, зато каждый день происходило очень много всего. С помощью Патти я все ставил с ног на голову, а попутно упражнялся в писательстве — я всегда чувствовал склонность к этому делу. Я пользовался поддержкой Патти по разным поводам, но свою основную трибуну она получила именно в журнале «Ла Луна». Патти, верное отражение моих чувств, начала испытывать отвращение к своей распущенности и к себе самой. Это случилось как раз в то время, когда стала входить в моду мадридская тусовка. Отчеты о вечеринках печатались в журналах, любительские записи превращались в диски, сплетни — в колонки печатного текста, нелепые костюмы становились явлением моды. Патти исчезла так же внезапно, как и появилась.
Прошли годы, и вот Хорхе Эрральде предлагает мне напечатать ее записки, в том виде, в каком они появлялись в «Ла Луне», без переделок (иногда и без связи), храня верность моменту и бросая вызов ходу времени. Мне очень лестно, что теперь эти записки превращаются в книгу, хотя, пока я писал их, у меня никогда не было уверенности, что будет написана и следующая глава.
Среди немалого числа созданных мной героинь Патти — одна из любимых. Девушка с таким стремлением жить, что даже никогда не спит, наивная, нежная и гротескная, завистливая и самовлюбленная, подружка всех на свете, любительница всех на свете удовольствий, всегда готовая видеть светлую сторону вещей. Человек, который чем больше размышляет, тем более поверхностно воспринимает любые ситуации, в конце концов начинает получать от них самое лучшее. Патти убегает от одиночества и от самой себя, и делает это с юмором и с чувством здравого смысла.
Кроме заблудших девчонок Уорхола — Морриси и раннего Дивайна («Розовые фламинго» и «Женские проблемы»
, Патти состоит также в родстве с Лорелеей Аниты Лоос , с Холли Голайтли («Бриллианты на завтрак» ), а еще мне хотелось бы верить, что она унаследовала аморальность и лукавство Фран Лебовиц («Столичная жизнь» и даже Дороти Паркер .
Что касается «других текстов», они относятся к тому же десятилетию и по необходимости связаны с моей жизнью и моей профессией. В четырех главах советов «Как добиться мировой славы…» я прямо насмехаюсь над своим путем в кинематограф. Несмотря на то что «самоинтервью» я печатал на машинке в восемьдесят четвертом году, я подписался бы под ним и теперь, если бы мне удалось вернуть бесшабашность того времени
«Рождение Дада» — очень старый текст, и я им очень горжусь, «Записьки на ветру» и «Хорошее начало» написаны на заказ, притом вышли совсем неплохо. Все остальное — добавка, исключительно для поклонников.
И в завершение мне остается лишь попросить вас отнестись к этой книге с той же беззаботностью, с какой я ее писал
Педро Альмодовар
Р. S . Настоящее издание дополнено новыми главами о Патти, очень «девяностыми», которые были написаны весной 1993 года. В «…и другие тексты» вошли заметки, посвященные некоторым из моих последних фильмов «Кика», «Цветок моей тайны» и «Живая плоть»
Ничего не поделаешь Паттикнига живет. И растет.
Если Вас заинтересовал пролог, отпишите в комментарии здесь и оставайтесь с нами 
В сообществе опубликуется вся книга...со временем. Удовольствие нужно растягивать.
Спасибо.
Написано -sinatra- Прочитать цитируемое сообщение
Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru
-sinatra-